В нашей стране было много судеб, покрытых напраслиной лжи, фальсификаций, преднамеренных искажений дел, поступков и личности. Этой участи не избежали и выдающиеся политики, военные, революционеры, ученые и многие другие. О большинстве из них народ наш ныне узнает правду и они начинают занимать в его исторической памяти подобающее каждому из них место.

К их числу относится и выдающийся сын башкирского народа, человек с чрезвычайно сложной судьбой, видный политик в молодости и всемирно известный и признанный востоковед в эмиграции Ахметзаки Валидов.

«Валидовщина…» Это слово было той дубинкой в руках власти в сталинские времена, которой били, уничтожали, «воспитывали» молодую, малочисленную и слабенькую башкирскую интеллигенцию, сформировавшуюся в основном в советские времена. Такая же дубинка существовала и для татар – «султангалеевщина…», а также для всей страны — «бухаринщина», «троцкизм», правые и левые «уклонисты» и т.д.

Главное своеобразие судьбы З.Валидова заключается в том, что и его научное наследие, и его сложный жизненный путь, начиная с 1912 года до сего дня (почти век), находились и продолжают находиться в эпицентре ожесточенной идейной борьбы. Это случается даже не со всеми великими мира сего. В чем же причина?

В нашей стране было много судеб, покрытых напраслиной лжи, фальсификаций, преднамеренных искажений дел, поступков и личности. Этой участи не избежали и выдающиеся политики, военные, революционеры, ученые и многие другие. О большинстве из них народ наш ныне узнает правду и они начинают занимать в его исторической памяти подобающее каждому из них место.

К их числу относится и выдающийся сын башкирского народа, человек с чрезвычайно сложной судьбой, видный политик в молодости и всемирно известный и признанный востоковед в эмиграции Ахметзаки Валидов.

«Валидовщина…» Это слово было той дубинкой в руках власти в сталинские времена, которой били, уничтожали, «воспитывали» молодую, малочисленную и слабенькую башкирскую интеллигенцию, сформировавшуюся в основном в советские времена. Такая же дубинка существовала и для татар – «султангалеевщина…», а также для всей страны — «бухаринщина», «троцкизм», правые и левые «уклонисты» и т.д.

Главное своеобразие судьбы З.Валидова заключается в том, что и его научное наследие, и его сложный жизненный путь, начиная с 1912 года до сего дня (почти век), находились и продолжают находиться в эпицентре ожесточенной идейной борьбы. Это случается даже не со всеми великими мира сего. В чем же причина?

Известность З.Валидова, ученого 22 лет от роду, среди тюркской интеллигенции России и русских востоковедов начинается со времени выхода в свет книги «История тюрков-татар» в 1912 году. Молодой историк пытается рассмотреть историю тюркских народов как единое целое. Столь быстрое созревание З.Валидова как ученого имеет две тесно взаимосвязанные причины.

Он с ранней молодости изучал арабский и фарси, интересовался восточной литературой и историей. Изучал также русский язык и взапой читал классическую русскую литературу, а позже исторические труды русских ученых о Востоке.

Все это послужило основой личного знакомства с великими русскими востоковедами В.Бартольдом, И.Крачковским, А.Самойловичем и многими другими. Если великолепная русская интеллигенция конца XIX — начала XX века всеми взорами была обращена на Запад и западную культуру, то представите ли русского востоковедения прекрасно знали и Восток. Их научно-историческое мировоззрение было более объемным и всесторонним. Они то и способствовали формированию З.Валидова как ученого, выросшего плоть от плоти русской культуры, и он всю жизнь продолжал ее традиции.

Русские востоковеды, сами люди талантливые, быстро заметили способного З.Валидова, и Российская Академия наук по рекомендации В.Бартольда дважды — в 1913—1914 годы направляла ученого в Среднюю Азию для изучения, а если будет возможность, и для приобретения ценных рукописей. Это задание молодой человек выполнил не просто успешно, а блестяще, и рукописи, привезенные им в Петербург из Средней Азии, которые он искал и находил не только в больших и малых городах, но и в кишлаках, у мулл, любящих собирать книги, поныне известны востоковедам как «собрание Валидова».

Особую роль в судьбе З.Валидова играли революционные события в России и годы гражданской войны. Они показали, что З.Валидов наукой занимается не ради своей славы, и даже не ради славы науки, а посредством науки служит своему народу. Но понятие «мой народ» у него не ограничивается башкирами, а охватывает, прежде всего, все тюркские народы внутренней России. А башкирский народ для него то же самое, что родные отец и мать, родные братья и сестры.

Революционные события круто изменили судьбу З.Валидова. Особенно заметна его роль в формировании федерализма в России, так как первая в истории нашей страны автономная государственность возникла в Башкирии в марте 1919 года под идейным влиянием З.Валидова, при сплоченности и единстве башкирского народа, в результате Соглашения Центрального Советского правительства и Башкирского правительства, за которым стояло небольшое, но беспредельно преданное своим лидерам национальное войско. «Автономия» этими лидерами понималась в европейском смысле этого слова: внутренняя самостоятельность в экономических, культурных вопросах. Национальная армия подчиняется лишь Генеральному штабу и главнокомандующему русской армии, а не военным округам. А понятия урезанной, формальной «советской автономии» тогда еще не было даже в голове В.И.Ленина. «Советская автономия» начинает формироваться в мае 1920 года, когда Центральное правительство примет решение в одностороннем порядке свести автономию Башкортостана к чему-то похожему, по выражению З.Валидова, на «национально-культурную автономию».

Если для большинства башкирской интеллигенции и офицерства автономия образца 1919 года была конечной целью борьбы, то для З.Валидова все это было лишь началом обретения своей государственности всеми тюркскими народами, пример для них. И сокрушительный, уничтожающий удар по автономии Башкирии в 1920 году вынуждает его, вызванного в Москву и «трудоустроенного», чтобы держать подальше от Башкирии, выехать в Среднюю Азию для борьбы не против большевиков, а за автономию тюркских народов в пределах России. Начать все сначала, теперь уже силами узбеков, казахов, киргиз и др. З.Валидов верит, что, если ему подлинной автономии удалось добиться силами отнюдь не многочисленных башкир, то ее можно будет добиться вновь, объединив в одно политическое целое народы Средней Азии. Благо теперь он лично и хорошо знает идеологию, характер, хитрости большевистских вождей — Ленина, Троцкого, Сталина и других, с которыми многократно встречался.

Но политическая и военная ситуация в России изменилась. Разрозненное, раздираемое межплеменными раздорами движение басмачей, среди которых было сильно влияние фанатичных мулл с чисто средневековым мировоззрением и слишком мало интеллигенции, способной понять суть происходящих в России и мире событий, не сулило успеха. Наконец, разгром белополяков развязал руки Советской армии и ее значительная часть устремилась в Среднюю Азию. З.Валидову и его единомышленникам не оставалось ничего, кроме как выехать за границу. Он из Ашхабада пешком, в одежде туркменского дехкана в 1923 году ушел в Иран, где тотчас занялся своим любимым и основным делом — поиском и изучением средневековых рукописей.

В это время, особенно в 1917—1920 годы, он вплотную столкнулся еще с одной проблемой, которая будет тянуться за ним до конца его дней, да и сегодня еще имеет свои отзвуки — это проблема экстерриториальной автономии. Вопреки самым известным татарским деятелям, желавшим создать в России Идель-Уральскую экстерриториальную автономию «тюрко-татар» во внутренней России и выступавшим против территориальных башкирской, а также казахской и иных автономных республик, З.Валидов с 1917 года до конца своей жизни был против этой идеи, и это прослеживается во всех его малых и больших статьях и книгах, выступлениях и даже в письмах, хранящихся в его архиве. Он считал, что в условиях России такая автономия, ограничивающаяся вопросами религии, культуры, школы, не даст желаемых результатов в развитии нерусских народов. И в целом считал искусственным и нежизненным само название «Идель-Урал». Он никогда и ни в какой форме не был и не мог быть приверженцем всего того, что было связано с этим размытым географическим понятием, за что был проклинаем не только в России, но и за рубежом, в эмиграции.

В Иране неутомимого исследователя З.Валиди ждала необыкновенная удача. В городе Мешхеде он обнаружил ценнейшие источники, один из которых цитировался более поздними авторами, но считался утерянным — «Путевые заметки Ибн-Фадлана». Этот источник имел особое значение для России. Ибн-Фадлан, пропутешествовав через Среднюю Азию, Башкирию к Поволжским булгарам аж в 922—923 годы нашей эры, описал все, что видел. Прилежно переписав книгу для себя, З.Валиди дальше держал путь через Индию в Европу, где его интересовали библиотеки и западные востоковеды. О своих находках он тотчас письменно сообщил в Петербургскую и Парижскую Академии наук.

Пребывание в Европе показало, что его научная работа будет востребована среди востоковедов мира, но стало ясно и то, что эмигрантская возня и грызня также не оставят его в покое и порою будут существенной помехой в его основной деятельности — научной. Побыв в Париже, Берлине, он увидел, что любой университет не прочь перевести и издать первым «Путевые заметки Ибн-Фадлана» и готов предоставить ему для этого все условия. Но З.Валиди желал работать в Турции и в 1926 его мечты сбылись, он приехал в Анкару и его вначале взяли на работу в один из комитетов Министерства образования, но он добился разрешения уехать в Стамбул и стал преподавать в университете, так как именно в стамбульских богатейших книгохранилищах и архивах хранилось то, что его больше всего интересовало — книги, документы разных веков и эпох.

Как известно, М.К.Ататюрк, под волевым руководством которого из-под обломков Османской империи встало нынешнее Турецкое государство, выгнав из страны интервентов, придавал особое значение модернизации и европеизации Турции, начиная с ее языка и кончая системой государственного управления. К деятельности М.К.Ататюрка З.Валидов всю жизнь относился с глубочайшим почтением. Европеизации подвергался, естественно, и Баязетовский дарлфюнюн, который должен стать в один ряд с европейскими университетами. При становлении старого дарлфюнюна в современный университет не обошлось без из держек — осталось в тени изучение истории самих тюркских народов. З.Валиди, придя на работу в Стамбульский университет в 1926 году, до конца своей жизни будет бороться за то, чтобы всеобщая история тюрков была представлена в главном университете Турции наиболее достойным образом.

Вхождение в европейское сообщество дается нелегко для любой страны. Тем более для Турции, к которой, например, имеет множество претензий Греция. Греки не без оснований утверждали, что турки отняли у них многие исконные земли. Действительно, развалины таких греческих городов, как Эфес, говорят о многом. О том же говорят поделенный ныне Кипр и некоторые острова, принадлежность которых Греции или Турции до сих пор остается спорной.

В этих условиях политических и историко-географических споров М.К.Ататюрк вознамерился, как истинный боевой генерал, совершить глубокий идеологический прорыв. Первое. Не были ли прототюрками народы, населявшие Малую Азию еще до прихода греков: хетты и другие? Скорее всего, они действительно были прототюрками, если сюда затем прибыли и другие их соплеменники. Второе. Почему тюрки Средней Азии начали распространяться во все стороны света, в том числе и на запад в Малую Азию? В основном из-за климатических условий, так как на их прародине — в Средней Азии — происходит расширение песчаных пустынь из-за усиления засухи.

Для доказательства этих двух исторических «истин» была привлечена вся ученая рать Турции, и в 1932 году состоялся Первый Исторический конгресс в Анкаре, где эти «истины» должны были стать достоянием не только ученых, но и всего народа. На конгресс были приглашены и учителя истории школ, а преподавателям истории вузов было вменено в обязанность выразить свое мнение. Как это происходит в любом авторитарном государстве, все дружно поддержали идеи обожаемого национального лидера, особенно старались некоторые видные эмигранты из России. Все это нам знакомо до боли.

Но нашелся один странный человек, который выступил против — З.Валиди. Он на конгрессе заявил, что были ли хетты прототюрками, науке не известно. Если выяснится, что нет, то от этого будет большой вред и урон государству. Позже действительно выяснилось, что Малую Азию до греков населяли ираноязычные народы. О Средней Азии выразился так, что там никакого катастрофического опустынивания не происходило и не происходит, а распространение тюрков во все четыре стороны света — проблема демографическая. Все им сказанное не могло понравиться М.К.Ататюрку, наблюдавшему за конгрессом с балкона. А сверхчуткое в таких случаях окружение набросилось не только на мнение З.Валиди, но и на всю его личность и судьбу. «Ты разделил единый по существу тюрко-татарский народ на башкир, казахов и т.д. Не хочешь ли то же самое сделать в Турции?», «Ты сотрудничал с большевиками, не выполняешь ли их задание здесь?», «Ты, не имея университетского диплома, обучаешь наших детей своим вредоносным теориям» и т.д. и т.п.

Еще один ученый был не согласен с идеями, готовыми стать в Турции аксиомами, — выдающийся востоковед профессор Фуат Кепрюлю, в 50-е годы ставший Министром иностранных дел Турции и иностранным членом Академии Наук СССР. Но он дипломатично промолчал. Когда его позже спросили об этом, он сказал: «Я не могу тащить свою родину на собственных плечах». То есть, в отличие от З.Валиди, он был обременен семьей, домом, прекрасным, прочным положением в обществе, большим заслуженным авторитетом, громким именем и как ученого, и как потомка знатного рода, в течение нескольких веков приближенного к султанам Турции. А З.Валидов, не добившийся у Советской власти даже выезда жены, не имел ничего, кроме книг, оставив которые в одной из библиотек, выехал в Вену, чтобы осуществить свою давнюю мечту: окончить университет и в спокойной обстановке полного одиночества завершить перевод и комментарии к «Путевым заметкам Ибн-Фадлана» и издать их в Европе.

Окончив в 1935 году Венский университет, овладев за эти годы немецким языком, завершив работу над книгой «Путевые заметки Ибн-Фадлана», защитив диссертацию, он получил приглашение преподавать в Боннском, затем в Геттингенском университетах. В Лейпциге в 1939 году издал книгу «Путевые заметки Ибн-Фадлана», написанную на немецком языке. Казалось бы, все успешно. Но Валиди рвался в Турцию. Однако глубоко им почитаемый за свои заслуги перед турецким народом М.К.Ататюрк не отвечал ему взаимностью. А в Германии уже бушует худшая форма его главного врага — шовинизма: германский нацизм, считающий всех азиатов «недочеловеками».

Смерть М.К.Ататюрка в 1938 году открывает ему путь в Турцию и он в 1939 году вновь начинает преподавательскую деятельность в Стамбульском университете. Валиди все еще одинок, как перст, вызывает боль и страдание то, что на родине «из-за него» расстреляны престарелый отец и младшие братья, которые ввиду старости (отец) и малолетства (братья) не принимали ровным счетом никакого участия в политических событиях в Башкирии в годы революций и гражданской войны. Он знал, что расстреляны также не только интеллигенты и офицеры, которые служили в башкирском правительстве и войсках вместе с ним, но и подавляющее большинство солдат полков.

А годы бурной жизни текут быстро, приближается пятидесятилетие… Надежды вызволить жену из Союза нет. Более того, проявляя настойчивость, можно и ее подвести под расстрел. А быть одиноким тяжело даже для него, человека с недюжинной волей и энергией. И он в 1940 году женится на своей аспирантке, прибывшей из Румынии крымской татарке. Рождаются дочь (1940) и сын (1943).

Мировые события идут своим чередом. Смертельная схватка двух монстров — гитлеровской Германии и сталинской России — наводит его на тяжелые размышления и слабые надежды: а не создаст ли эта война, как некогда бойня между красными и белыми, условия для обретения самостоятельности тюркскими и другими народами Средней Азии? Он не только размышляет, но и обсуждает эти вопросы с единомышленниками, некоторыми особо близкими учениками, земляками. Услышав о том, что в Германии много пленных из Башкирии и Средней Азии и среди них попадаются и бывшие солдаты башкирских войск времен гражданской войны, он пожелал поехать в Германию. Но Турецкое правительство было резко против. И вообще, с началом успехов Красной армии в Великой Отечественной войне З.Валиди Тоган, хорошо известный лично И.Сталину и ставший объектом внимания советских спецслужб, был фигурой крайне неудобной и нежелательной для прогерманского Турецкого правительства, вынужденного постоянно маневрировать перед двумя грозными военными машинами, особенно когда стало ясно, что Советский Союз одолеет своего врага. З.Валиди Тоган это понимал, но как человек, привыкший следовать своей, а не чужой воле, вопреки запретам решил выехать в Европу под предлогом, что ему необходимо посетить родственников жены в Румынии. Но тут подвернулся удобный случай — его в 1942 году пригласили в Берлин для участия в заседании Немецкого востоковедческого общества. Там он сумел встретить некоторых земляков из Башкирии и Средней Азии, как об этом свидетельствует сам. Но вскоре З.Валиди был выслан из Германии. Видимо, некоторые из немецких востоковедов, хорошо знавших З.Валиди Тогана и сотрудничавших с нацистами, объяснили германским властям, что это не тот человек, которого можно использовать, а тот, который сам норовит использовать других в своих политических целях.

По воспоминаниям супруги ученого Назмии Тоган, вернувшись из Германии, он говорил близким: «Много всего я видел у большевиков, но такого, что творят нацисты, не видел даже у них». А знакомым и особенно их женам, заторопившимся в Казань после скорого, как им казалось, поражения Советов, он говорил: «Не торопитесь и не смешите людей. Красная Армия, которую я знаю, так быстро не потерпит поражения».

Эта поездка стоила З.Валидову множества сплетен о его сотрудничестве с нацистами, о том, что он стал чуть ли не правой рукой Гитлера по созданию легиона «Идель-Урал»… Ирония судьбы: всю жизнь критикуя идею идель-уральских фантазий и их авторов, сам, якобы, стал идель-уральцем. При этом за более чем полвека самые заинтересованные поиски в архивах не выявили ни одного документа, ни одного клочка бумаги, которые могли бы это подтвердить… А искали сами КГБ-исты, вплоть до генералов! (См. Л.Ф.Соцков (генерал) «Неизвестный сепаратизм… На службе СД и Абвера: из секретных досье разведки» М., 2003).

Но все это будет позже. А в 1944 году в Турции разыгрывается политическая драма, в эпицентре которой вновь оказывается профессор Стамбульского университета З.Валиди Тоган.

После Сталинградской битвы поражение Германии становится очевидным и прогерманскому правительству Турции. Угроза захвата Сталиным вожделенных проливов Босфор и Дарданеллы, о которых российские власти мечтали вот уже несколько столетий, в ходе или непосредственно после Второй Мировой войны становится реальной. Турецкое правительство и Президент И.Иненю дрейфуют влево, стараются заткнуть рты всем, чьи действия и слова могут раздражать грозного И.Сталина. З.Валиди Тоган становится фигурой еще более нежелательной и опасной для властей, чем прежде.

Он в эмиграции неукоснительно придерживался правила: не касаться внутренней и внешней политики страны пребывания, будь то Германия, Турция или какое-либо иное государство. Но запретить говорить, писать, пытаться защищать интересы и освещать историю тюрков внутренней России ему никто не мог. Здесь ему никто не указ. Но именно это и было, с точки зрения лидеров Турции, в тот момент крайне нежелательно, ибо могло быть не без основания истолковано как прямое вмешательство во внутренние дела Советского Союза.

Делая жесты в угоду Сталину, лидеры Турции несколько усилили позиции левых в правительстве, что крайне не понравилось правым политическим кругам, представленным главным образом антикоммунистически настроенными молодыми деятелями, среди которых наибольшую активность проявлял Нихал Атсыз, бывший ассистент З.Валиди по Стамбульскому университету еще до Первого Турецкого исторического конгресса, а впоследствии авторитетный общественный деятель и публицист. Они устроили шумную демонстрацию в мае 1944 года в Анкаре с протестом против заигрывания Турецкого руководства с «коммунистами» (то есть с левыми). В тот момент для Турции это было хуже, чем разорвавшаяся бомба в Доме Правительства или в Советском посольстве. Все лидеры движения в Анкаре были тотчас арестованы, но еще раньше под стражу взяли З.Валиди Тогана, посчитав именно его идейным вдохновителем событий. Обвинили его во всех смертных грехах, в том числе в попытке свержения существующего правительства, то есть ломали комедию перед И.Сталиным, как могли. Подавляющее большинство арестованных участников демонстрации выпустили через несколько дней, остались несколько лидеров и З.Валиди Тоган, который ни в демонстрации, ни в ее организации не участвовал, находился в момент тех событий в Стамбуле. Около полутора лет его продержали в тюрьме, осудили на 10 лет, но с началом «холодной войны», когда Турция и проливы оказались под эгидой Англии, Америки и других стран, необходимости в комедии с участием З.Валиди Тогана не осталось, его не только выпустили, сняв все вздорные обвинения, но через некоторый промежуток времени позволили продолжать преподавание в Стамбульском университете. В эти суровые годы он в тюрьме завершает работу над книгами «Всеобщая история тюрков» и «Методология истории» — книги, без которых до сегодняшнего дня не может обходиться ни один профессор истории и ни один студент исторических отделений турецких университетов.

Таким образом, лишь с 1948 года и до смерти в 1970 году судьба позволяет ему заниматься только наукой, он изучает в библиотеках и книгохранилищах восточных стран старые рукописные книги и документы, участвует во всемирных востоковедческих конференциях и симпозиумах в странах Востока и Запада, часто председательствует на них, читает лекции в европейских и американских университетах и ведет обширную переписку с востоковедами множества стран, сохраняя все письма и черновики своих ответов в собственном архиве. А писали ему многие, так как он стал единственным «живым энциклопедическим справочником» по широкому кругу вопросов. Например, ученого-востоковеда из Европы, Америки или из Японии интересует частный, но весьма для его книги или статьи важный вопрос, ответ на который можно получить в какой-либо рукописной книге, хранящейся, скажем, в Афганистане, то есть там, где ученому-немусульманину доступа нет. Да и пробираться в такую «тмутаракань» не просто. Вопрос решается проще: пишется письмо З.Валиди Тогану, который считает своим долгом помочь коллеге и дает обстоятельный ответ далекому адресату.

В этот последний период у ученого одна мечта и цель: убедить западную науку в том, что она однобоко и по существу неверно оценивает роль и место тюрков во всемирной истории. Подготовить для выполнения этой цели из турецкой молодежи настоящих ученых, хорошо ориентирующихся в западно-европейской науке и культуре и глубоко познавших целый ряд восточных языков: фарси, арабский, китайский, японский. Разумеется, одному даже очень способному человеку все это не одолеть. Поэтому он начинает готовить учеников, один из которых, кроме тюркского и арабского, владеет немецким, английским или французским. Другой наряду с тюркскими и одним европейским владеет фарси, третий — китайским, четвертый — японским, пятый — русским и т.д. И все эти люди должны работать вместе, оказывая помощь друг другу, взаимно дополняя друг друга…

Но мало кто из коллег по университету понимал его замыслы и планы. Более того, из-за его прямоты, которой мог бы позавидовать древний римлянин, у него было немало недругов, недоброжелателей, завистников, так как иному человеку, убеленному сединой и не знающему ничего, кроме родного турецкого языка и поверхностно рассуждающему даже о проблеме, по которому стал доктором и профессором, он мог сказать в лицо: «Вы невежественны!». Турок такое воспринимает как грубость, невоспитанность, дикость. Не научился он и турецкому чинопочитанию, когда декан — бог профессору, а бог декана — ректор. Он мог зайти к декану своей твердой, шумной походкой, положить перед ним на стол список литературы, сказать: «Вам следует приобрести для кафедры эти книги», повернуться и уйти. Чувства турецкого декана при таком обращении профессора, естественно, становились весьма красочными.

Любой, кто видел З.Валиди Тогана, помнит его читающим или пишущим. Его выводили из себя безделье окружающих, длинные, пустопорожние разговоры на восточный манер. Он настолько отличался от окружающих, что досужие турки сочинили о нем множество анекдотов. Но величие его как ученого для них бесспорно.

Между тем, тому, кто внимательно читает его «Воспоминания», очевидно, сколь подвержен он эмоциям, полон самых глубоких, тонких чувств. Его «Воспоминания» написаны и под влиянием восточных классических образцов повествования, как, например, «Бабурнаме», где автор сам является участником описываемых явлений, и классической русской литературы в лице И.Тургенева, Л.Толстого. И теми, и другими З.Валиди зачитывался смолоду.

На смерть З.Валиди Тогана известный востоковед Карл Ян отозвался словами: «Великое русское востоковедение перестало существовать. После смерти В.В. Бартольда из жизни ушел и З.Валиди Тоган».

К.Ян не прав, утверждая, что русское востоковедение в каком-то виде перестало существовать, но он глубоко прав, утверждая, что З.Валиди Тоган — плоть от плоти от русского востоковедения и его нельзя отрывать ни от Российской истории, ни от великой культуры России. Восточный факультет Петербургского университета, поставив бюст во дворе учебного заведения З.Валидову, поступил очень мудро и справедливо, ибо эти наследники великого русского востоковедения мыслят глубоко и точно.

Отныне труды и судьба ученого нашли свое вечное и почетное место и в душе башкирского народа. Более того, его начинают оценивать по достоинству и в Средней Азии — одна из улиц Ташкента носит его имя. Когда и у себя на родине, в Башкортостане, будут изданы на башкирском и русском языках его «Всеобщая история тюрков», «История Туркестана», «Методология истории», «Путевые заметки Ибн-Фадлана» и другие книги и многочисленные статьи, многие заново откроют для себя Заки Валиди как политика, ученого и патриота.

Амир Юлдашбаев

Источник